Бездомна народжувала просто на підлозі вокзалу – всі довкола тільки відводили очі, доки один чоловік не зупинився. Коли дізналася хто він такий, зблідла на місці ...
На людном вокзале на холодном сиденье сидела бездомная девушка и рожала, но никто ей не спешил помогать. Лишь шли мимо нее с укоризненным взглядом, только один парень подошел к ней и решил сделать то, от чего удивились даже охранники.
Такое чудо каждый день видеть, любоваться, и не радоваться этому. Говорю же, зажрались! – Ой, Галя, приедаются эти, как ты говоришь, чудеса.
Не каждый день же туда шастать и по сторонам таращиться, ворон считать? Вот, я с работы едва причапала, смену отстояв – мне бы чайку попить с плюшкой, да отдохнуть прилечь, спину распрямить. А у меня вон еще домашних дел полно, которые за меня никто не переделает – посуду за весь день перемой, полную раковину, да стирку прокрутить.
Хорошо, хоть не руками, слава Богу… Не до супермаркетов оно, как-то. . .
Купишь там по быстренькому самое необходимое – вот и вся прогулка, вот и вся радость. Галя поджала губы – ну вот, сестра упрекает, что загостилась она у нее. Высказала, что и посуду не помыла, и стирку не перестирала… Всю радость от прогулки по супермаркету как тряпкой стерла… Глядишь, не сегодня завтра на порог укажет.
Скажет, загостилась ты, гостьюшка дорогая. Убирайся-ка ты восвояси, домой вали в свою деревню, пора и честь знать! Эх, ты, Валентина… Сестра, называется… Валентина бегала на работу по сменам, а Галя, выспавшись, позавтракав, выходила во двор общаться.
А потом, дождавшись Валентину с работы, пересказывала ей услышанное во дворе. Но Галя любила… как бы это сказать… чуток исказить информацию. Соседкам врала, что сестра попрекает ее куском хлеба.
Сестре врала, что соседки у нее нехорошие, каждая камень за пазухой носит. Шушукаются про нее, злое сплетничают, приходят сахару одолжить, а потом обсуждают, что обои старые и занавески нестираные, пыльные, и хозяйка – неряха… Зачем врала? А кто знает.
Оно само так получалось. Вале этот негатив надоел хуже горькой редьки. Она стала спрашивать, когда Галя домой собирается.
Может, ей билет купить до Ольховки? А уезжать-то ей ох, как не хочется! Придумала Галя, как подольше не возвращаться домой.
Что там ей в деревне делать? Дрова колоть, да печку топить? Да сидеть в доме, как сыч в глуши, и обозваться-то не к кому… А тут уже и натоплено тебе, даже жарко, и светло, и чисто… И постель у Валентины мягкая… И ванна с пеной в любой момент… Изобразила Галя сердечный приступ.
Стала стонать и причитать, что помирает она… Валя испугалась за сестру – не родная, а двоюродная, но ведь родня! Побежала скорую вызывать! Да с работы отпрашиваться, плакать, что у нее сестра при смерти… Галя сквозь полусомкнутые веки подглядывала, как Валентина суетится, и довольно ухмылялась, пока та не видит.
А что, Валюха, испугалась, да? Вот пусть тебе станет стыдно, Валечка, что сестру-то довела, почти что до могилы… Приехала скорая. Молодой фельдшер, вежливый такой, Галю и так слушал, и эдак… Давление померял.
Веки оттянул, язык посмотрел, живот пощупал. Галина на всякий случай постанывала, чтобы убедительно было. А фельдшер все равно засомневался.
На вид тетка здоровее всех разом взятых… Вот хозяйке – той давление не мешало бы померять: выглядит изможденной, как с креста снятой. Посоветовал попринимать больной витамины. И добавил, что хозяйке их бы попринимать тоже!
А то в следующий раз придется скорую вызывать уже ей. Валентина только рукой махнула: тут Галя заболела, на работе аврал, а в Ольховке – мать приболела, Никина бабушка! Мчаться и туда надо, лекарства везти и кое-какие продукты.
Какие там витамины? Больную навестил участковый терапевт. Валентина впустила врача, а сама извинилась, и убежала на работу – опаздывала на смену.
Галина, никого не стесняясь, наговорила всласть всего, что на ум пришло! Врачу наврала, что ее морят голодом. А у нее нет сил до магазина добраться, купить покушать… И денег тоже нет: отнимают у нее все до копейки… На днях вот добралась из последних сил в супермаркет, продуктов купить, так их родственница все в один присест и схомячила.
И Галя, бедная, опять осталась голодная! Врач с сомнением посмотрел на дородное тело тетки: непохоже чтобы она недоедала, или ее в чем ущемляли… Тряся вторым подбородком, болящая подробно перечисляла, как ее тут обижают родственники, голодом моря, и кончиком накрахмаленного пододеяльника промакивала горькие слезинки. Он сказал: – Может, заявить в органы опеки и попечительства, чтобы Вас отсюда забрали социальные работники?
Это же уголовное дело! По вашим родственникам тюрьма плачет! – Ой нет, нет, не надо!
– испугалась тетка, поняв что переборщила с привиранием. – Да мы с сестрой уже и помирились! То ж она раньше меня обижала, а теперь перестала… – начала мямлить и изворачиваться Галина.
Врач с сомнением посмотрел на нее – ведь видно же, что врет… пожилая женщина, а врет – зачем ей это? Он решил понаблюдать больную у терапевта и у невропатолога: как дальше она будет себя чувствовать, и что дальше будет… говорить… А пока написал список медикаментов для Галины, в основном – поддерживающую терапию. Витамины рекомендовал попринимать, и легкие успокаивающие: валерьяночку в таблетках, пустырник, мелиссу.
. . Когда врач ушел, Галина тут же перестала стонать и держаться за объемную свою грудь.
Скомкала этот неразборчивый список, и швырнула в мусорное ведро. А потом открыла холодильник, и нарезала себе целую пирамиду разных бутербродов с колбасками и сырами. И заварила чай.
С мелиссой, ага! Как врач и рекомендовал! Тем временем Ника, юная студентка, влюбилась в красавчика Вову.
Думала, это любовь на всю жизнь! Девушка перебралась к своему Вове на съемную квартиру, которую ему сняли родители. Пара строила планы, упиваясь свободой и своей любовью.
А ему родители не разрешили жениться! Какая незадача. Тогда Вова смалодушничал и просто уехал, даже не сказал Нике, куда.
Вова решил, поразмыслив, что через год в институте восстановится, а вот завязывать удавку на шее, в виде жены и отпрыска, ему пока слишком рано. Ника попыталась вернуться в общежитие и приступить к занятиям в университете, но ее уже отчислили. В общежитие девушку обратно не пустили: и места нет, и оснований нет, ведь она уже не студентка.
Да еще и беременная она оказалась. Как говорится, куда ни кинь – всюду клин! Приехала Ника домой: хоть и стыдно, но некуда было идти!
Но тетка и на порог ее не пустила. Сказала Нике, что мать велела передать, что нет у нее больше дочери! Пусть проваливает, шалава, где гуляла с мужиками.
– Мне некуда идти! Из общежития меня выселили, из университета исключили, и… я беременна, – расплакалась Ника. – Твоя мать запретила тебя впускать в дом.
Сказала, что ты ей больше не дочь. С байстрюком своим проваливай, куда хочешь! Слышь, велела так и передать тебе: проваливай, мол, шалава, не позорь мою голову на старости лет.
Вот, – повторила тетка Галя, словно смакуя сказанное. Что тут делать? Не в рукопашную же идти с теткой Галиной!
Она в два с половиной раза больше Ники! Ника хотела что-то сказать, но только заплакала и ушла прочь. А когда вернулась из деревни Валя, Галина ей сообщила, что приходила пьяная Ника с каким-то уголовником.
Забрала Валины сбережения, тетку ударила! Угрожала, что и мать изобьет в темной подворотне, если та не даст еще денег им с ухажером. – Ой, ты бы видела, Валя, этого субъекта!
Жуть! По нему тюрьма плачет! Да и Ника твоя – не лучше, на алкашку похожа!
Валя потеряла дар речи. Не может быть! Ее Ника?
! Ее примерная кроткая девочка такое могла заявить? На алкашку похожа?
! Да что же с ней случилось-то? !
Повредилась мозгами девка, что ли? ! Валентина заявление написала, в розыск Нику подала – ведь с тех пор дочка как в воду канула.
Спустя время, осенью, торопилась Валя на электричку, к матери. И тут увидела на вокзале грязную похудевшую дочь с большим животом. Та сидела под стеной на картонке с протянутой рукой.
Множество ног торопливо шаркали мимо – никому не было дела до сидящей на каменном полу вокзала беременной. Мало ли бомжей вокруг! Город есть город, много разного люда прибивает к его берегам… Мать с ужасом смотрела на дочь, остановившись посреди зала как вкопанная.
Та ее заметила, и тут же отвернулась к стене, утирая замурзанной рукой навернувшиеся на глаза слезы. Валентина подошла: – Ника? Ты ли это?
! Дочка, что происходит? Как ты сюда попала?
Почему ты в таком состоянии? Почему ты не пришла домой? !
– Но… я приходила. Два раза. Открывала тетя Галя.
Она сказала, что ты меня прокляла, и отреклась от меня. Что нет у тебя больше дочери, и чтобы я больше туда… не таскалась. – Как это?
! Она мне сказала, что ты заявилась пьяная с каким-то уголовником, забрала все мои деньги, а ее ударила. Меня угрожала в подворотне избить… Ника от изумления остолбенела.
– Как это? Я? Пьяная?
! Избить – тебя? !
Мама, мамочка, ты поверила таким словам? ! Ника резко встала, но тут же поехала спиной по стене, приседая – не держали ноги.
Схватилась за живот и стала стонать от боли. – Ай… как больно! Валентина немедленно стала звонить, вызвать скорую: – Скорее, тут девушка рожает!
На железнодорожном вокзале, прямо в зале ожидания! Да откуда я знаю, у какого выхода? Прямо в зале она!
Валентину заметил молодой парень, который вернулся в зал ожидания, проводив на электричку женщину с пакетами. Он подошел к ним: – Вы покупали билет до Ольховки, я слышал. Электричка ушла, Вы опоздали, – сказал он Валентине.
– Господи, да какая электричка, миленький! У меня дочка рожает! А скорую, говорят, ожидайте в течение получаса… – Давайте я отвезу вас, я на машине!
– предложил парень, и наклонился к Нике: – Идти сможете? До машины? Боюсь, я Вас уроню, если понесу – тут много ступенек… Ника, охая и айкая, кивнула.
Повиснув между матерью и неожиданным помощником, поковыляла к выходу. – Меня Никита зовут! – на ходу сообщил парень.
– И нам направо, вон моя машина! В приемном покое роддома медперсонал начал кривить носы и ворчать, что бомжей по подворотням собирать не планировали! У них приличный роддом, а тут такая вопиющая антисанитария… – Везите в четвертую городскую – там всех принимают, и бомжей тоже!
Никита достал пару хрустящих купюр и ткнул медсестрам, они умолкли. Девушку раздели, проводив в отдельную комнату в приемном покое, а одежду грязную затолкали в большой мусорный пакет и отдали матери Ники. На роженицу надели ночнушку, больничный халат и тапочки, и положив на каталку повезли в огромный лифт.
Валя осталась тихо плакать в коридоре, прикипев взглядом к дверям лифта – словно надеясь, что те передумают, распахнутся, и вернут ее несчастную дочку обратно. . .
Чтобы все стало как раньше… Хотя раньше уже никогда больше не будет. Никита должен был уже уехать, но медлил. Так они и сидели в коридоре, ожидая новостей с той стороны коридора, куда укатили Нику.
– Спасибо, большое тебе спасибо, Никита! Я впопыхах тебя и не поблагодарила, ты уж прости! – Да будет Вам.
Пожалуйста. Лишь бы все хорошо обошлось! – он кивнул и приобнял вздрагивающие худенькие плечи.
– Не волнуйтесь Вы так! Это крутой роддом, тут персонал классный. Я знаю, тут моя сестра старшая рожала.
– А я – Валентина Сергеевна, – вспомнила женщина, что не назвалась. Он пожал ей руку: – Очень приятно, Валентина Сергеевна! Это дочка Ваша, я так понял?
Ника зовут? Это значит Вероника? – Нет.
Просто Ника. В честь богини победы. Отец ее так назвал.
Чтобы по жизни была победителем… А она вон где… побеждала, когда я ее нашла… с бомжами на вокзальном заплеванном полу… – Валентина безутешно зарыдала. – Ну, успокойтесь. Расскажите мне все по порядку.
Я и помочь смогу, если нужно! Я юрист. Практики пока что мало, но образование зато хорошее!
Красный диплом! – не без гордости похвастался Никита. «Какой в сущности еще мальчишка.
Хвастунишка…» – тепло подумала о нем Валентина. – Я и сама ничего не знаю, и не понимаю. Ника говорит, приезжала к нам домой, но ее сестра моя Галина не впустила.
Сказала ей тогда, что я ее прокляла и прогнала… А мне сказала другое: что Ника пьяная приезжала, с каким-то ухажером-уголовником, что сбережения мои забрали, и ее, Никину тетку – ударили… Что-то не верю я в такое… – В какое? Что с уголовником? Или что ударили?
Или что деньги забрали? – Да ни во что из этого я не верю! !
! Моя девочка не такая совсем! !
! Она безобидная с детства. Она даже голубей не разрешала мальчишкам гонять, пока те крошки клевали… Никита улыбнулся.
Надо же, он тоже не разрешал мальчишкам глупо гонять голубей. В конце коридора показался врач, на ходу снимая шапочку и протирая ею лоб. – Смирнова!
Кто ждет новостей по Смирновой? – Я, я! !
! Мы, то есть! !
! – засуетилась Валентина. – Вон врач идет, Григорий Иванович!
Он у нее принимал роды. Мать и парень кинулись к врачу. Он приостановился: – Молодцы, быстро мамочку привезли.
У нее началось сильное кровотечение, у плода – обвитие пуповиной. Хорошо, что были вовремя приняты меры. Все обошлось, слава Богу!
Поздравляю, папаша, у Вас дочка. Поздравляю, уважаемая дама, у Вас внучка! С обеими все в порядке.
Врач не дослушал слова благодарности. Кивнул, и заторопился в другой родзал: неспокойная у него сегодня выдалась смена… – Я хотела бы пригласить тебя к нам в гости, Никита… Отметить, когда все устаканится. Хотя я, наверное, злоупотребляю твоей готовностью помогать.
. . – Нет, все в порядке.
Я не занят в ближайшее время. Сегодня маму проводил на электричку, к бабушке в Ольховку. Куда Вы не успели поехать.
– Я тоже ехала к маме, Никиной бабушке. Подумать только, она сегодня стала прабабушкой, – заулыбалась Валентина. – Обрадовать бы ее, но у нее нет мобильного телефона – сломался.
Я как раз везла ей другой… Эх, будет ждать уж, когда я до нее доеду в другой раз. – Да какие проблемы! Я маме могу позвонить, а она сходит к Вашей маме, проведает, и скажет.
– Ой! Я и не подумала! – всплеснула руками Валентина.
– Какой же ты молодец! – Да что Вы… Обыкновенный я, – смутился Никита. – Постой-ка… Так я тебя наконец узнала!
Никитка, Тамары Тимофеевны внучек! Вы с Никой плавали в реке, и шишки сосновые собирали, помнишь? !
Вы же тогда еще мелюзга были, классе, наверное, в четвертом? Никита обрадовался. Вот так встреча!
Земляки. Да еще подруга детства, оказывается. Она была на вокзале растрепанная и чумазая, он не узнал бы в ней ни за что Нику с золотыми косичками, с которой они плескались летом в речке.
Много лет назад это было. Никита потом не ездил в Ольховку, потому что уехал в столицу, к отцу. Там заканчивал школу, там же выучился на юриста.
Потом отец переехал в Америку, а Никита с ним лететь не захотел. В родные края он приехал к маме, пока у него отпуск. Планировали, что мама поедет к бабушке, а потом Никита туда приедет, погостить у бабули.
– Как буду туда ехать, могу и Вас прихватить с собой! Валентина вдруг запнулась… – А нельзя ли… мою родственницу отвезти туда? Она человек пожилой, тучный, одышливый, ей по электричкам скакать трудно… Ее бы отвести… Я заплачу, конечно!
– и посмотрела на Никиту отчаянными глазами. И очень сильно покраснела. Неудобно было Валентине выставлять сестру, указывая ей на порог, но и дольше ее у себя держать было никаких сил.
Особенно после того, что она такого наворотила в их семье! Нику чуть не погубила! И ее внучку новорожденную… – Да мне не трудно даже сегодня ее отвезти, если необходимо!
Ну, задержусь в Ольховке, у бабули побуду, ее пирогами с мясом буду объедаться… – Никита пытливо вгляделся в лицо Валентины, а та еще больше покраснела, запылала прямо. Аж слезы выступили. Они поняли друг друга без слов.
Необходимо, стало быть! Парень сел за руль, и открыл переднюю дверцу для тети Вали. Видать, гостья у нее нехило задержалась!
Так допекла ее бедную, что эта рада сию секунду от нее избавиться, но не знала, как. Надо ей помочь! Тем более, землячке.
Дома Валентина фальшиво бодрым голосом сообщила Гале, что случилась удачная оказия, их в Ольховку отвезет знакомый, который тоже туда едет. Не умела Валентина врать, от слова совсем – голос дрожал, покраснела. .
. Галя сопротивлялась: – Ой, Валечка, так если тебе туда надо – то поезжай! А я тут побуду, за хозяйством присмотрю, цветочки поливать буду… – У меня нет цветов, Галя.
Если ты не заметила. Ничего не надо поливать, – вздохнула Валя. Тем временем большая сумка стояла в прихожей: Валентина как метеор, молниеносно успела все сложить!
– Ой, я не готова… – причитала Галина. – Я же даже продуктов себе не закупила! У нас же в деревне таких отродясь не видывали, не то, что не пробовали… Валентина молча прошла на кухню, и сгрузила из холодильника в плотный большой пакет все, что там было.
Даже из морозильной камеры все вынула. Не беда, еще раз сходит за покупками! Скоро зарплату дадут.
Рядом с пухлой сумкой появился большой тяжелый пакет с провизией. Никита тут же с готовностью схватил груз, и плечом толкнул дверь: – Я пошел, в общем! Жду вас внизу, в машине!
– Выгоняешь вон? – мясистый подбородок Галины задрожал мелкой дрожью. – Угол я у тебя отсидела в доме?
Кусок хлеба отъела? – Ну, что ты, Галя. Извини, просто у меня и правда нет места.
У тебя ведь есть свой дом! Ты гостишь в Никиной комнате, а она скоро возвращается домой. Галя так и застыла, глаза ее забегали.
Она же такого матери на дочь наговорила… А дочери – на мать… – Ника возвращается? ! – растерянно пробормотала Галя.
Женщина напялила свое пальто, сопя обула ботики – она поправилась за эти месяцы, ей стало трудно сгибаться – и вышла из прихожей в подъезд. Следом вышла Валя, ожидая, что Галина закроет за ними обеими дверь на ключ. Та выудила связку ключей, заперла замки, и сунула связку обратно в карман.
Валентина протянула руку – понятно, за чем. За ключами… Как это она еще не потребовала вернуть ей немедленно все деньги, которые Галина почти все уже потратила, полгода с лишком себя любимую всячески балуя! Уж, не скупилась, на себе не экономила!
Она же думала, все ей сойдет с рук – доченька непутевая с ухажером уголовником деньги забрали да пропили… А с Галины какой спрос? Она вообще ни в чем не виновата! Галя всю дорогу до своей калитки в Ольховке не проронила ни слова.
Она обиделась до слез. Родственнички, называется! Выгнали на улицу, как шелудивую собаку… Куском хлеба попрекнули.
Напоследок еще и ключи отняли – как у воришки какой! Можно подумать, она собиралась в их отсутствие в их дом заходить! !
! Валя, Валя, сестра называется… Никита отнес сумки к дому, и оставил на ступеньках крыльца. Вежливо попрощался, пожелав женщине счастливо оставаться.